На каких условиях в нашей стране охотятся иностранцы, в их числе арабские шейхи? Какой доход они приносят бюджету и почему таких туристов все меньше? Об этом корреспондент Qogam-media.kz поговорил с Кажымом Джумалиевым, зоологом-охотоведом, руководителем Ассоциации общественных объединений охотников и субъектов охотничьего хозяйства «Табигат».
— Иностранные охотники стали приезжать в Казахстан с конца 80-х. Раньше их было около тысячи в год, сейчас около четырехсот. Казахстан для иностранных охотников очень интересен. У нас есть три уникальных животных, на которых разрешена охота, и которых больше нигде нет. Это марал – благородный олень, самый большой в мире, сибирский козерог (среднеазиатский подвид) и сибирская косуля, которая встречается еще в России, но у нас она живет в горной местности. Из-за рубежа также к нам приезжают охотиться на пернатую дичь, реже на волка и медведя.
В основном иностранцы охотятся в Алматинской области, Жетысу и в ВКО, где горные массивы и высокая лесистость, чуть меньше в Жамбылской области, там водятся козерог и косуля. В СКО, Костанайской, Карагандинской и Акмолинской областях приезжие охотятся на сибирскую косулю. Треть иностранцев охотится на пернатую дичь, в основном, на гуся в Акмолинской и Костанайской областях, — говорит Кажым Джумалиев.
— В Актюбинскую область раньше приезжали охотиться арабские шейхи. Сейчас они приезжают?
— Арабские шейхи – это отдельная история. Они имеют соглашение с правительством Казахстана, по которому королевская семья финансирует республиканское предприятие «Охотзоопром» — оно занимается охраной и сохранением животных ресурсов по всей стране. Ежегодно этому предприятию арабские шейхи выделяют порядка 10 млн долларов, за это получают право охотиться с соколами на дрофу. В среднем они изымают порядка 50 птиц, при этом построили несколько питомников по воспроизведению дрофы, откуда ежегодно в дикую природу выпускают по несколько тысяч птенцов дрофы, выведенных в неволе. Шейхи охотятся в Алматинской, Жамбылской областях и в ЮКО.
— Какие орудия для охоты разрешено завозить иностранцам?
— Каждый привозит с собой огнестрельное оружие, на которое есть разрешительные документы. Охота с луком у нас запрещена, несмотря на то, что мы страна Великой степи и кочевой цивилизации.
— Что иностранные охотники делают с трофеями? К примеру, добытый марал, это же огромная туша…
— Если говорить о копытных, охотники забирают как трофей, так называемый кейп (это голова, шея, грудь животного), который вешают в трофейной комнате. Реже берут только рога. У медведя в качестве трофея идут шкура и череп. Если говорить о пернатых, то, здесь иностранцы приезжают из спортивного интереса, вся дичь достается местным жителям.
— Сколько платят другие иностранцы, кроме шейхов, за возможность поохотиться, и почему они стали приезжать реже?
— В соответствии с законом право на пользование животным миром для иностранца стоит в 10 раз дороже, чем для казахстанца. Цена путевки зависит от условий в охотничьем хозяйстве, сервиса и качества трофеев. К примеру, если охота на козерога для казахстанца стоит от 100 до 200 тысяч тенге, иностранцу придется заплатить от 2,5 до 3 миллионов тенге. Число иностранных охотников снижается не потому что у них снижен интерес к нашей стране — нет качественных предложений. Охотничьи хозяйства слабенькие, количество животных ресурсов неудовлетворительное, чтобы проводить трофейную охоту. Животное, обладающее уникальными качествами, может быть одно из ста, поэтому численность должна быть большой, чтобы охотник мог найти трофей своей мечты.
— Что предпринимается для развития охотничьих хозяйств?
— Мы свою ассоциацию как раз для того и создали, чтобы развивать интенсивные способы ведения охотничьего хозяйства. Организация охоты для иностранцев не единственный способ развития капиталоемкости этого бизнеса. Можно заниматься дичеразведением, но в этом плане мы еще остаемся в «каменном» веке. У нас для этого нет ни нормативной базы, ни предусмотренных для этой индустрии субсидий. Хотя дичеразведение простой, по сути, бизнес: нужно построить вольер, обнести территорию дикой природы забором, где животные в безопасности и могут интенсивно размножаться. В большинстве стран мира это направление приравнено к животноводству, у нас – нет. Наша ассоциация сейчас занимается разведением редких бухарских оленей, которые занесены в Красную книгу. По закону это собственность моя, но я с ней сделать ничего не могу: правил организации охоты нет, правил перевозки тоже, продать я их не могу. Спрашивается, какой тогда резон их разводить? Это один из вопросов, который мы хотим решить с отраслевым министерством и через законопроект об охотничьем хозяйстве и животном мире.
Одна из проблем стагнации нашей отрасли — несовершенство законодательства. У владельцев охотничьих хозяйств нет стимула и прав. Территории охотничьих хозяйств им не принадлежат, они могут только использовать животных, которые там находятся. Завтра у этой земли может объявиться владелец, поэтому вкладывать средства в охотничьи хозяйства никто не хочет. Этот и другие вопросы мы отразили в законопроекте. Я, кстати, член общественного совета при министерстве экологии, геологии и природных ресурсов и научно-технического совета при комитете лесного хозяйства и животного мира. Пока закон не примут, ничего не изменится. Как только будет готова юридическая база, необходимо решить вопрос с выделением субсидий для нашей отрасли и утверждением льгот.
Чтобы животное вырастить до трофейного, нужно как минимум десять лет. Многие страны прошли через это. Например, Южная Африка. Сейчас там в охотничьих хозяйствах живет порядка 20 млн животных, численность диких копытных в пять раз больше, чем 100 лет назад. Достигли этого за счет интенсификации ведения охотничьего хозяйства. И у нас, если правительство примет ряд мер, которые мы предлагаем, в перспективе можно развить охотничий туризм для иностранцев, который будет приносить стране хороший доход.
— Какие меры для развития трофейного туризма надо принять?
Первое. Нужна полная цифровизация отрасли. Такая работа проводится, но ее нужно ускорить. Путевки и лицензии у нас до сих пор выдают на бумажном носителе. К примеру, наше охотничье хозяйство получило 10 лицензий на кабана, и мы можем выписать 10 бланков для охоты на него, но проконтролировать, выписали их 10 или 100, невозможно. Поэтому надо чтобы путевки реализовывали онлайн посредством приложения, сделать это обязательным правилом.
Второе. Надо поднять статус егерской службы. Зарплата там небольшая, и профессионалы туда не идут. Во многих странах егерям выплачивают часть средств, вырученных государством за счет выявленных нарушений. То есть надо отдавать егерю часть штрафа, уплаченного задержанным им браконьера. Такой принцип действовал во времена СССР. В некоторых хозяйствах егеря получают премии за выявленные нарушения, и там оформляют по 50 протоколов, это в разы больше, чем в других.
Третье. Нам надо расширить спектр видов охоты. За границей есть понятие сonservation hunting, так называют охоту на редкие и исчезающие виды животных. Появилась она в 70-х годах, благодаря белуджистанскому мархуру – винторогому козлу. Таких животных тогда оставалось всего 70 голов, обитали они в труднодоступных горах Пакистана, и никто ничего не мог сделать с их сохранением. В итоге в стране выдали одну единственную лицензию на отстрел винторогого козла, и продали ее на международном аукционе охотников за 250 тысяч долларов. Большая часть этих средств пошла местным деревням на решение социальных проблем. Жители осознали, что козел, из которого они делали шашлык, это «курица», которая несет золотые яйца, и перестали их истреблять. Сейчас численность мархуров в этой стране достигла 3 тысяч голов. Ежегодно на 10-20 разрешают охотиться, лицензия стоит 80-120 тысяч долларов. Международный союз охраны дикой природы в честь этой истории учредил медаль мархура, которую получают за особый вклад в сохранение биоразнообразия.
— И в Казахстане вы предлагаете устраивать охоту на исчезающие виды?
— У нас порядка семи-восьми видов животных, которые попадают в такую категорию. Они занесены в Красную книгу, но их численность давно превысила численность некоторых охотничьих видов животных. К примеру, горный баран. Его у нас, по данным авиаучетов, порядка 20 тысяч голов, и охота на него закрыта. При этом козерогов 18 тысяч, и охота на них открыта, маралов 12 тысяч, охота на них тоже открыта, лосей 4 тысячи, есть еще бухарский олень. Ничего нам не мешает ввести на них консервейшн хантинг. Такая охота, конечно, должна быть под контролем научных организаций и государства. Выгодополучателями от этого должны быть те охотничьи хозяйства, которые сохранили и преумножили этих животных, местные общины, наука и бюджет. Это сразу увеличит количество иностранных туристов.
— У нас можно организовать сафари-парки?
— В Казахстане полно животных для создания сафари-парков: куланы, джейраны, сайгаки, маралы, косули, кабаны, козероги, архары… Для создания сафари-парков необходимо, чтобы государство приняло программу по поддержке дичеразведения. Нужно субсидировать охотничьи хозяйства как животноводческие. И самое главное — законодательно надо решить вопрос с отловом диких животных с целью одомашнивания, а так же приравнять дичеразведение к животноводству.
В Южной Африке 50-60 лет назад приняли разумное решение: тем, кто хочет создать сафари-парки, выдавать землю. Сначала в аренду. Если строят вольер, идет работа по увеличению поголовья животных, эту землю продавать в собственность. Это стимул для инвестирования средств в дичеразведение. У нас огромное количество свободных земель, разнообразие диких животных, и трофейный туризм можно развивать, но пока только отдельные энтузиасты, как мы, разводят животных, строят вольеры, господдержки никакой нет. Трофейный туризм и дичеразведение очень выгодны для страны. Будет увеличиваться биоразнообразие, снизится нагрузка на дикую природу.
— Зоозащитники считают трофейную охоту одним из самых жестоких развлечений: животных убивают ради их голов, шкур, рогов…
— Человек — хищник, вторгся в дикую природу, распахивает поля, вырубает леса, строит города, по мнению МСОП (Международного союза охраны дикой природы) это приносит гораздо больший вред биоразнообразию планеты, чем рациональное использование животных ресурсов путём ведения охотничьего хозяйства. Охотник это не браконьер, следует правилам и требованиям государства и науки, но главное финансирует охотничье хозяйство, которое осуществляет охрану животных от браконьеров. Есть охотничьи меценаты, готовые переплачивать в сотни раз за охоту при условии, что выплаченные ими средства будут гарантированно направлены на восполнение популяции животного. Таким способом был спасен не только белуджистанский мархур в Пакистане — баран Марко Поло в Таджикистане, муфлон в Иране, черный носорог, бухарский олень и десятки других видов животных.
Айгуль Куандык
Qogam-media.kz
