Без науки развитие АПК невозможно. Но учёные-аграрии работают на голом энтузиазме. Казалось, все вокруг понимают, как важно сельскохозяйственную науку двигать вперёд, но происходит обратное. Есть в Казахстане учёные, способные выводить новые сорта растений и породы животных, находить и обезвреживать опасные инфекции, но если мы утратим свой потенциал в этой области, мы дорого за это заплатим. Учёный получает сегодня 200 тысяч тенге зарплаты, что унизительно, считают сами ученые.
В каком состоянии на сегодняшний день находится аграрная наука Казахстана и как решить проблему кадрового голода рассказал главный специалист и эксперт по генетике Института животноводства и кормопроизводства Алибек Кантай.
«У нас проблема кадрового голода. Это есть во всех сферах, а в наукоемких это дико ощущается, потому что научные учреждения не могут дать достаточных зарплат по рынку. Средняя зарплата сейчас того же таксиста, у которого может и нет образования, стартует от 10 тысяч тенге в день. А человек, который окончил бакалавриат, максимум, на что может надеяться, это около 200 тысяч тенге. Человек тратил пять-шесть лет своей жизни и работает за 500 долларов. Это вопиющая несправедливость! Единственное подспорье – если научный сотрудник участвует в научных грантах, тогда ставка на порядок выше. Поэтому как-то живем и держимся. Есть целевые гранты, есть те, кто вынужден отрабатывать, есть такие как я, которые на интересе, и кому в кайф заниматься чем-то новым и отвечать на вопросы: зачем и почему? Но таких, конечно, единицы. Каждого с горящими глазами забираем с руками и ногами.
В 2018 году я выступал на коллегии МСХ, тогда был министром Шукеев, речь шла о программе, условно она называлась «300 спартанцев». Идея была выбрать триста человек из аграриев, окончивших магистратуру, и отправить их учиться по конкретным направлениям. На тот момент было около 30 профильных институтов дочерних организаций НАНОЦ. То есть человек уехал учиться, прошло четыре года, он получил ученую степень, возвращается и сразу становиться топ-менеджером, к примеру, Карагандинской опытной станции. Он там три года отработал, увидел своими глазами проблемы, решил их, и через три года его переводят, например, в институт животноводства. То есть, должна быть ротация этих трехсот человек по стране с достойной заработной платой. Вот на такие условия, я уверен, согласится очень много людей. Мы реально получим хороший результат, у нас будут менеджеры, которые будут управлять теми процессами, на которые они обучены. И у нас получается такая ситуация, что в каждый институт или опытную станцию приезжает 10 квалифицированных специалистов и на месте передают свои знания. А отчитываются они ни директору этого НИИ, а напрямую НАНОЦ. Вы получаете идеальный рецепт решения многих проблем. У вас триста высококвалифицированных кадров готовых туда-сюда мотаться по стране и решать проблемы здесь и сейчас. Самое главное – они будут обучать людей на местах. И мы за девять лет получаем новое поколение сотрудников научно — исследовательских институтов и опытных станций.
Сейчас мы с моей командой в лаборатории молекулярно-генетического анализа проводим исследования всех объектов – животных, растений, в последнее время даже пчел. По КРС делаем анализы коров, быков для подтверждения родства/отцовства и определения геномной ценности. По МРС был очень интересный проект, он закрылся в 2020 году, мы искали среди локальных местных пород специфические ДНК-маркеры, которые присущи только нашим баранам. Сейчас примерно тоже самое делаем с лошадьми, большой проект, который включает в себя ещё полногеномное секвенирование.
Мы ведем несколько направлений деятельности: первое – это помощь селекционерам, для того чтобы они вели геномную селекцию на основании наших данных и выбраковку животных, которые не попадают под какие-то параметры. Второе – это для хозяйств понимание уровня инбридинга (близко родственное скрещивание) внутри стада. Для растениеводов у нас поиск генов устойчивости к вирусным заболеваниям, насекомым, гербицидам и также ускорение селекции. А по пчелам сейчас большой проект – селекция и породное районирование по территории Казахстана. Какие у нас породы встречаются, на какие растения они больше садятся, ну и сами попытки отличить одну породу от другой на генетическом уровне.
По развитию генетики в животноводстве в Центральной Азии мы на первом месте. Немного отстаем от России, именно в количестве генетических анализов. Но в селекции мы на пол головы впереди, смотря как оценивать. Я человек науки и самая главная сложность для меня – это продавать анализы, не все хозяйствующие субъекты понимают ценность наших исследований. Ещё не пришло время.
Вообще, генная инженерия в Казахстане на довольно высоком уровне. 99% табака, который выращивается в стране – генномодифицированный, 80% сахарной свеклы, примерно такой же процент пшеницы, кукуруза силосная и 30% пищевая. У нас есть соглашение в рамках ЕАЭС: мы не можем больше 30-40% продуктов использовать ГМО, которые идут на продукты питания людей. Но я считаю это ограничение бредовым. Вокруг ГМО очень много мифов. Не нужно бояться этих трех букв. Вот, к примеру, пачка майонеза и на ней написано – без ГМО, так я ее побоюсь брать, потому что если там нет ГМО, чем тогда заполнили эту пачку? Человечество никогда раньше не жило так сыто, как живет сейчас. Это только достижение ГМО. Сегодня говорить о повсеместном голоде нельзя. Государства могут прокормить людей за счет биотехнологий. Просто потому, что мы научились выращивать пшеницу в тех условиях, в которых 30 лет назад мы бы ее никогда не вырастили.
Речь только о менеджменте в сельском хозяйстве, который построен неправильно. Мы упустили шанс. У многих аграриев проблемы с тем, чтобы получить технику в лизинг. Коррупционную составляющую тоже никто не отменял. Очень большое количество денег, выделяемых на сельское хозяйство, не доходит до фермеров и не доходит до институтов. У нас идут большие вложения в Назарбаев университет, он строился, как большая научная база коллективного пользования, но доступ туда очень сильно ограничен, его получает только избранный круг лиц. Если, к примеру, мы сотрудничаем с ними и платим за какие-то исследования, которые нас интересуют, то для нас это стоит очень дорого. И весь этот процесс очень тяжело согласуется в самой иерархии Министерства сельского хозяйства. Приходится объяснять, почему мы работаем с Назарбаев университетом, для чего нам это нужно. Если говорить о работе МСХ, то каждые несколько лет меняется фамилия и роспись, но не меняется суть. Как были менеджеры, не понимающие ничего в своей работе, так и остались. Мое мнение: изменить эту систему можно, отменив контроль и субсидирование. Дать полную свободу людям. Ни один мелкий предприниматель не имеет сегодня доступа к субсидиям. А крупные, которые получают субсидирование, очень часто их получают по бумагам, но не по факту.
Если говорить о проектах на ближайшее время, то в перспективе хочу провести полногеномное секвенирование всех локальных пород сельскохозяйственных животных. Это очень важно, потому что на основе этих исследований мы сможем по-настоящему продвинуть наше сельское хозяйство увеличить продуктивность, ускорить селекционные процессы просто за счет одного анализа, но это очень дорого сейчас. Мы хотим отобрать те снипы, которые отвечают за продуктивные характеристики конкретно наших местных пород и развивать их здесь. То есть мы выделяем те снипы, которые нам нужны, закидываем их в чип и делаем анализы всего молодняка, который рождается, на постоянной основе делаем выбраковку, и за счет этого получаем большую продуктивность растущего скота. Рецепт мясного счастья. Мы это сейчас делаем в коневодстве, но я хочу это делать в мясном и молочном скотоводстве и желательно в пчеловодстве», – поделился главный специалист и эксперт по генетике института животноводства и кормопроизводства Алибек Кантай.
Записала Ксения Кожабаева, Agroqogam.kz
