82-летний Бакберген Караков, будучи директором совхоза в отдаленном Байганинском районе Актюбинской области в 90-е, чтобы прокормить своих сельчан, выращивал в полупустыне подсолнечник, пшеницу и сахарную свеклу. «Все можно, если захотеть», — говорит он.
Он родился в местечке Донызтау, это в 300 километрах от райцентра Байганинского района на границе Узбекистаном среди песков. Бакберген Караков хорошо помнит, как в этих песках во времена его детства выращивали пшеницу, сдавали ее государству, возили в Ушкатты, сейчас это станция Жем.
— Из Уральска к нам приехал гидротехник Матвей Иванов. Он построил тысячи плотин, чтобы можно было пшеницу поливать. Эта была другая пшеница, не та, что сейчас. Выращивание ее продолжалось с 30-х до конца 50-х годов. Наши родители работали на этих полях, — рассказывает Бакберген Караков. — В 1959 году наш колхоз Джамбул переселили в Оймауыт. Там я окончил школу, ушел служить в армию и попал в Подмосковье. Служил неплохо, мне дали направление в институт. Нас готовили для этого полгода, на месяц давали отпуск. Я поступил на зоотехника в Алма-Атинский зооветинститут. Что меня поразило, когда я впервые попал в студенческую столовую, там был бесплатный хлеб. Хлеб, стакан чая за 2 копейки часто заменяли студентам еду. Прошло время, я окончил учебу, мне предлагали остаться в вузе, но я решил вернуться в родной аул — в самую глубинку Актюбинской области, которая находится в 455 километрах от областного центра и в 550 километрах от Узбекистана. Это было в 67-м году. Через год меня назначили главным зоотехником совхоза «Оймауытский», в этой должности я проработал 15 лет.
В совхозе, в основном, держали овец. Когда пришел, их было 28 тысяч, когда уходил, уже 56 тысяч. Было еще 3,5 тысячи голов лошадей, около 1000 голов коров и 500 верблюдов. Почти все время зимой и летом скот был на пастбище, питался живой травой. Животноводы пользовались всяческой поддержкой государства, им хорошо платили, была доплата за работу на отгонном участке. Молодежь, отработав в животноводстве, могла по направлению поступить в вуз. Для детей животноводов открывали интернаты, бесплатно там содержали. Животноводы обеспечивали страну мясом.
— В пустыне и полупустыне чем питается скот?
— Вот это самое интересное, — оживляется аксакал. — В Казахстане 242 миллиона гектаров земли, из них 222 миллиона пригодны для ведения сельского хозяйства, в том числе 22 миллиона гектара для посевных, 10-12 миллионов гектара сенокосы, 187 миллионов гектаров – пастбища, это 85% сельхозугодий. То есть сама природа создала условия, чтобы мы занимались пастбищным скотоводством. Это вполне возможно и в пустынях с полупустыней, и заготавливать сено для скота не нужно. Пастбищное скотоводство это 3-4 кочевки в год и смена пастбищ. Почему наши предки кочевали? У нас 5-6 тысяч видов растительности. Казахи их делят на три вида – өлі шөп – эфемеры, ақот – злаково-бобовые и қараот – разнотравье. Разные виды трав растут в разное время, по мере их появления и кочевали скотоводы. Наши предки, не имея высшего образования и научных степеней, знали, какие травы, когда и где растут, и как правильно заниматься скотоводством. Сейчас скота почти не осталось, вокруг аулов все постепенно превращается в барханы. То небольшое поголовье, которое осталось, пасут в одном и том же месте, растительности почти нет. У казахов говорят: «Жер тұяқсыз, мал иесіз қалмасын» (Земля не должна оставаться без копыт, а скот – без хозяина. Перевод с каз.). Почему? Скот, кочуя с места на место, переносит копытами семена трав. Если этого нет, трава не растет. К этому сегодня мы и пришли. Мало того, мы сжигаем шерсть, потому что ее не берут, и это большой грех, это непростительно.
Эфемеров – однолетних растений, чей цикл очень короткий, у нас немного – қызғалдақ, түе жапырақ, қоңыр бас, ими скот может питаться всего 1-1,5 месяца, потом эти травы погибают, поэтому их называют өлі шөп – мертвая трава в переводе с казахского. После этого появляются злаково-бобовые травы — ковыль, житняк, они растут до октября, разнотравье — жусан, бұйрығын, торғайотты растут с октября до апреля. Овцы и лошади добывают себе пищу из-под снега, тебенуя, но сейчас в Байганинском районе и снега-то почти нет.
В Оймауыте, где я жил, было около 4 тысяч жителей, сейчас осталось меньше тысячи. Специалистов нет. Никто не ставит задачу заниматься животноводством. Частники для себя сколько нужно выращивают, и все. От Оймауыта в 70 километрах стоит единственный домик в степи, в 600 километрах от этого места Узбекистан. Там живет скотовод Курышбек. Он как покоритель Эвереста. Ни света, ни связи, ни дороги, он один пасет там скот, продолжает дело предков. Почему один? Почему государство никак не возьмется за животноводство, не разработает программу по его развитию. Если она будет, работники найдутся. Зачем людям таскать на базаре тачки, стоять на пятаках для безработных, когда можно трудиться в животноводстве. Можно поначалу организовать работу вахтовым методом. Места колодцев есть, надо только их открыть. Нужно провести свет на животноводческие точки и обустроить дороги, и мы сможем обеспечить себя дешевым мясом, не импортировать его из других стран, поддерживая их экономику, а будем развивать свою.
Бакберген Караков вспоминает слет передовиков сельского хозяйства, который прошел в Алма-Ате в 1961 году. В нем участвовал Никита Сергеевич Хрущев. На этой встрече отметили труд председателя колхоза имени Джамбула Байганинского района Султана Амангосова. В хозяйстве у него было 54 тысячи овец, себестоимость 1 центнера баранины составляла 27 рублей 50 копеек:
— То есть килограмм баранины стоил 27 копеек, втрое меньше сахара, который тогда покупали по 80 копеек. Это быстрое и дешевое мясо. В отдаленных районах не надо было заготавливать сено, – говорит Бакберген Караков.
14 лет до выхода на пенсию в 1997 году он был директором совхоза имени Абая в Байганинском районе. В сложные 90-е годы, когда люди месяцами не получали зарплату, невозможно было купить продукты, он выращивал в песках подсолнечник, сахарную свеклу и даже пшеницу.
— Если захотеть, можно все, — говорит аксакал. — Кризис мы начали ощущать с 89-го года. В совхозе имени Абая было около 2 тысяч жителей. Держали около 50 тысяч голов овец, были коровы, верблюды, лошади. Я объезжал животноводов, и они жаловались, что не могут купить муку. Райпотребсоюзы к тому времени закрыли. Что делать? Я посчитал, сколько булок хлеба надо в день на семью, сколько на это надо муки. Думаю, если посеем пшеницу, примерно 2 центнера с гектара зерна мы получим. Я купил семена и посеял пшеницу на 340 гектарах. Получили урожай по 2-4 центнера с гектара. Я купил китайскую мельницу, через нее пропустили зерно, раздали людям муку. Решили эту проблему, люди говорят: «Нет сахара». Что делать? Собрал специалистов. Главный инженер говорит: «Его получают из сахарной свеклы». Купили семена, посеяли ее, осенью собрали урожай, получилось почти 2 вагона. Это были времена бартера. Я поехал в Джамбул, обменял эти 2 вагона свеклы на вагон сахара, раздал жителям. В совхозе было 90 отар. Объезжаю их, хозяйки жалуются, что нет растительного масла. Посеяли подсолнечник. Собрали урожай, на заводе «Актюбсельмаш» в цеху отжима получили из него масло, бочками отправили в поселок. Потом соли не стало. Мы ее привезли на К-700 из местечка Таскынбай Мангыстауской области. Это была природная соль. Я хотел и хлопок посадить. Вода есть, люди, есть, почему не взяться? Но от хлопка люди отказались. И сейчас можно все организовать. В 97-м году я вышел на пенсию, на месте совхоза создали кооператив, и я из поселка уехал.
— Вам жаль, когда видите, что сейчас в аулах, на развитие которых ваше поколение вложило неимоверный труд?
— Не то чтобы жаль. Я чувствую себя виноватым перед будущими поколениями. Мы не сохранили то, что оставили нам предки. Наши отцы были безграмотными, но своим трудом смогли обеспечить нас бесплатным хлебом в столовой и бараниной, втрое дешевле сахара. При нас это все потеряли. Я написал об этом в двух своих книгах. Наши предки не знали науку пастбищного скотоводства, но очень грамотно этим занимались, сохранили богатство нашей земли, мы это все превращаем в барханы. Дальше ситуация будет только ухудшаться, если за дело не взяться сейчас.
Айгуль Куандык,
Актюбинская область
