Какие противоречия содержатся в экономическом блоке «послания народу», которое президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев представил на уходящей неделе? Почему диверсификация экономики, о которой говорят в стране не первый год, остается на бумаге, а Национальный фонд продолжает таять? Журналист Маншук АСАУТАЙ из «Азаттык» поговорила с экономистом Айман Турсынкан, директором агентства Eximar Foresight.
«ПРОЕДАЕМЫЙ» НАЦФОНД И «БОМБА», КОТОРАЯ ГРОЗИТ ВЗОРВАТЬСЯ
Азаттык: Токаев в «послании» сказал о растущем объеме трансфертов из Нацфонда на покрытие дефицита бюджета. Он заявил, что запас устойчивости не безграничен и идти всё время по «легкому» пути не получится. О необходимости уменьшения объема трансфертов говорят не первый год. Пять лет назад предшественник Токаева Нурсултан Назарбаев заявлял, что изъятия из Нацфонда надо сокращать. Получается, воз и ныне там?
Айман Турсынкан: Изъятия из Нацфонда увеличились. В прошлом году трансферты достигли почти шести триллионов тенге вопреки закону о республиканском бюджете. На правительственном часе поднимался вопрос о том, что неснижаемый остаток Нацфонда приблизился к критической отметке. Однако изъятия продолжались, причем деньги направляются во многом на неэффективные программы. Почти 680 миллиардов тенге из республиканского бюджета ежегодно тратятся исключительно на субсидирование процентной ставки. Это прямая угроза для Нацфонда, которую создает Национальный банк, не контролируя ситуацию по инфляции, по ликвидности на рынке, искусственно завышая базовую ставку рефинансирования, ухудшая тем самым положение в экономике. Во втором полугодии этого года ставка поднялась до 9,25 процента. Если посмотрим на действия монетарных властей других стран, мы увидим, что во времена рецессии, напротив, происходит понижение базовой ставки. Россия дошла уже до 4,5 процента, соседний Кыргызстан — до 6 процентов, в развитых странах ставка — от минус 0,25 до 0,25 процента. Они стимулируют экономику, а мы завинчиваем гайки и увеличиваем расходы государственного бюджета.
Азаттык: Власти не первый раз говорят, что нужно увеличивать доходы бюджета. Услышали ли вы о способах и инструментах увеличения?
Айман Турсынкан: Из чего состоят основные доходы государства? В первую очередь, это доходы от недропользования. Они сократились — это видно по динамике поступлений в Нацфонд: изъятия превышают поступления. Сейчас ничто не указывает на то, что будет пересматриваться политика по восстановлению нужных тарифов по экспорту сырой нефти, ничего не говорится о том, что будет осуществляться глубокая переработка и, соответственно, расти налогооблагаемая база с перерабатывающей отрасли. Печально осознавать, но ни одно из предложений, которые в течение последних пяти лет активно и независимыми экспертами, и членами «совета общественного доверия» (консультативно-совещательного органа при Токаеве. — Ред.) формировались, публиковались, направлялись, так и не нашло отражения.
Очень туманно и вскользь упомянуто о повышении минимальной заработной платы до 60 тысяч тенге. Одновременно указывается, что будет снижена совокупная нагрузка на фонд оплаты труда с текущих 37 процентов до 25. Если быть специалистом в налогообложении, здесь проскальзывает попытка сообщить о расширении налогооблагаемой базы за счет снижения ставок. Есть такое понятие, как кривая Лаффера: чем выше ставка, тем меньше налогооблагаемая база, потому что люди начинают уклоняться от высоких налогов, чем ниже налоговая ставка — тем меньше необходимости для бизнеса и населения уклоняться от налогов. Приведу небольшой пример: как только были введены упрощенные режимы — 6 процентов для ТОО (товарищество с ограниченной ответственностью, форма собственности частного предприятия. — Ред.) и 3 процента для ИП (индивидуальных предпринимателей. — Ред.), а также единый налог на сферу розничных услуг и розничной торговли в 2 процента, — увеличилось количество прозрачных контролируемых плательщиков, возросли поступления в местный бюджет. Но четкого объяснения этого в самом «послании» нет. Что Токаев имел в виду под снижением нагрузки на фонд оплаты труда, могут догадаться самые проницательные. Есть угроза, что начнут кошмарить население и облагать налогами самые уязвимые слои — будут угрожать, что не пустят ребенка в школу, детский сад, если родители не сделают единый социальный платеж (ЕСП). Я, конечно, не параноик, но вижу, что реформа подушевого финансирования предполагает, что поликлиникам, школам, детсадам для увеличения своих бюджетов необходимо приписать как можно больше населения к своим объектам, однако приписать просто так не получится — база единая по здравоохранению и образованию — значит, начнут «драться» за тот контингент, который есть. Но как только контингент будет причислен к объектам здравоохранения или образования, он сразу же становится прозрачным для фискальных органов. «Прилетят» штрафы за непредоставление отчетности, будут требования, чтобы регистрировались в качестве ИП, даже если у человека нет доходов. Так будут увеличивать налогооблагаемую базу. В итоге получится, что заплатившие ЕСП не смогут получать социальные пособия. Правительство скажет: «Ребята, вы же можете платить налоги, зачем вам наши соцпособия?» — и лишит социальных гарантий часть социально уязвимых слоев населения.
Азаттык: Токаев сказал, что государство не будет помогать частным банкам. Об этом говорилось и раньше, но некоторым помогли, причем неплохо…
Айман Турсынкан: Ремарка внутри «послания» президента о том, что государство банкам больше помогать не будет, свидетельствует о том, что ситуация достигла крайней точки. Дело в том, что сейчас замороженных активов, которые лежат мертвым грузом и являются абсолютным неликвидом для государства, накопилось более чем на два триллиона тенге. «Бомба» грозит взорваться уже в конце ноября текущего года. Речь идет об облигациях, которые были выпущены под стрессовые активы банков, у которых недостаточная ликвидность и у которых идет процесс отзыва лицензий и ликвидаций. 20 миллиардов долларов «слили в унитаз» на так называемое спасение банковского сектора.
Нельзя сказать, что президент не знает об этой проблеме. Эту проблему озвучили и довели до главы Совета безопасности еще месяц назад. Ситуация может вылиться во что угодно.
Азаттык: При этом Токаев призывает к ужесточению контроля за государственными расходами, предлагает разработать некий свод правил по управлению госдолгом, бюджетной политикой. Поможет ли свод?
Айман Турсынкан: Как ни ужесточай контроль, если система кривая, то, извините, горбатого могила исправит. Я не понимаю, о каких мерах ужесточения контроля идет речь, если Счетный комитет не вправе зайти с проверкой в национальные компании и предприятия квазигосударственного сектора. Даже если 100 процентов акций нацкомпании прямо или косвенно принадлежат государству, Счетный комитет может не проверить, потому что у нас такое законодательство — о коммерческой тайне, акционерных обществах, предпринимательский кодекс. У нас экономические нарушения расследуют разные структуры — антикоррупционная служба, КНБ, служба экономических расследований при Минфине, отдел внутри МВД, прокуратура и так далее. Ни у одной из них, кроме прокуратуры, нет полномочий инициировать проверки, вести расследования — их просто не пустят на порог фешенебельного офиса квазигосударственной компании.
Если президент, который является председателем совета директоров Нацбанка, не может его контролировать, то этот стратегический институт монетарной политики должен быть под контролем парламента. Но в самом парламенте должны быть адекватные, финансово грамотные депутаты. Радует, конечно, что в последнем составе парламента есть отдельные люди, которые понимают, что такое финансы, но большинство депутатов некомпетентны. Без системных реформ все призывы — абсолютная туфта.
ДИВЕРСИФИКАЦИЯ ЭКОНОМИКИ: СЛОВА И НАМЕРЕНИЯ
Азаттык: В «послании» говорилось о диверсификации экономики. Это, как кажется, тоже старая песня. Почему диверсификации как не было так и нет и экономика остается сырьевой?
Айман Турсынкан: Всё, что сегодня происходит в стране, — это результат планомерной политики по уничтожению перерабатывающих производств, а значит, лишению устойчивого рынка труда, рабочих мест. Когда у граждан нет стабильных доходов, они вынуждены брать кредиты, чтобы хоть как-то перебиться. 75 процентов всего населения старше 18 лет являются долговыми рабами у банковского сектора либо у микрофинансовых организаций, кредиты берутся даже на еду. Ни о какой диверсификации не может быть речи, пока не произойдет перезагрузка финансовой системы.
Азаттык: Не видите ли вы противоречий в том, что Токаев призывает диверсифицировать экономику и в то же время говорит, что недропользование нуждается в новом импульсе, поскольку ресурсный потенциал страны не раскрыт?
Айман Турсынкан: Противоречие явное. Нет никакого намерения твердо диверсифицировать экономику, есть намерение и дальше выкачивать недра, чтобы успел «пожрать» текущий истеблишмент и их потомки от многочисленных «гаремов». Весь мир понимает, что недропользованию конец, а мы собираемся «придать этому новый импульс». Я вижу в этом другую подоплеку: «Ребята, не удивляйтесь, что у нас будут опять увеличения возвратов из Нацфонда». Не изъятий, а возвратов! Вы знаете, что за 2020 год был возврат из Нацфонда одного триллиона 800 миллиардов тенге — деньги пошли не на финансирование текущих расходов бюджета, они пошли назад, на спасение недропользователей.
Азаттык: Нацбанк и правительство «бессильны» перед инфляцией, сказал Токаев. И в то же время заявил, что ее нужно вернуть в коридор 4–7 процентов. Это возможно?
Айман Турсынкан: Конечно, инфляцию можно вернуть в коридор не выше 4 процентов. Для этого базовая ставка Нацбанка должна быть понижена до 2,5 процента, одновременно должны быть сняты нормативы по отношению к изъятию ликвидности со стороны реального сектора экономики.
Приведу небольшой пример. На сегодня из 15 триллионов ссудного портфеля 10 триллионов приходятся на необеспеченные займы физических лиц, это в основном потребительские кредиты. Обеспеченная часть, пять триллионов, находятся в стрессовом состоянии из-за невозможности бизнеса осилить такую высокую процентную ставку. Спекулятивные сектора уничтожены в результате пандемии, остается только реальный сектор экономики — это сельское хозяйство, пищевая индустрия, легкая промышленность, химическая промышленность, сектор строительства. Уровень рентабельности там в тучные годы никогда не превышал 20 процентов, а при проседании рынка не может быть выше 12 процентов. А что мы видим по процентным ставкам для данных секторов? Они выше 16 процентов, при этом получается, что какую-то часть субсидирует государство, но при этом самим предпринимателям от этого ни холодно ни жарко. Фактически очень малое количество охвачено поддержкой по удешевлению кредитов. Происходит ненормальная ситуация: «Тем, кого не знаю, я дам по коммерческой ставке, а тому, кто ближе и роднее, дам по 6 процентов». Это привело к тому, что те, кто «роднее», делают дефолтные проекты, и вуаля — мы видим в «Казагро» 50 процентов стрессовых активов. Я к чему это говорю? Когда в реальный сектор экономики не приходят дешевые деньги, инвестиции на длительный срок, не выстроены партнерские взаимоотношения между финансовым сектором и реальным сектором, реальный сектор не сможет нарастить свои обороты, обеспечить рынок нормальной продукцией, а людей — доходами. Рентабельность реального сектора полностью съедается маржой для банков. Что вынужден делать производитель? Перекладывать все потери на конечную цену продукции и дополнительно сверху накручивать что-то себе на жизнь. Вот мы и получаем замкнутый круг, в котором, с одной стороны, высокая процентная ставка банков, якобы связанная с высокой инфляцией, с другой — искусственное накачивание инфляции с помощью базовой ставки.
«БАРИН» И «ХОЛОПЫ», ИЛИ ОБ ОТНОШЕНИЯХ ВЛАСТИ К ГРАЖДАНАМ
Азаттык: Возвращаясь к вопросу о минимальной зарплате. Токаев заявил, что с 2022 года она будет повышена с 42 500 до 60 тысяч тенге, добавив, что она не повышалась с 2018 года (на самом деле — с 2019 года). Это, как он считает, даст положительный эффект на экономику в связи с ростом потребления. Не преувеличен ли эффект, учитывая рост цен?
Айман Турсынкан: Надо не минимальные заработные платы повышать, а поднимать реальные доходы населения за счет реальной диверсификации экономики и снижения спекулятивной подушки внутри ценообразования.
Если мы поднимем внутреннее производство, то уменьшим импорт, — это логично. У нас 60 процентов готовой продовольственной продукции приходится на импорт. Мы покупаем молочные продукты из России и Кыргызстана. Это нормально? По мясу птицы зависимость от импорта — 60 процентов, даже по красному мясу импортозависимость. Это из-за того, что мы всё экспортируем в виде сырья, хуже того — в виде живого товарного поголовья. Это преступление против национальной безопасности. Но такова наша национальная агрополитика.
В результате затраты домохозяйств на продовольствие достигают 60 процентов — это по официальной статистике. Понимаете, изменив ситуацию хотя бы в пищевой отрасли, мы одновременно снизим цены на продовольствие внутри страны, потому что перестанем тратить доллары на импорт. С другой стороны, повысим благосостояние граждан за счет того, что они будут работать на предприятиях. Всё остальное — профанация.
Знаете, я много раз писала, выступала, но никто не вчитывается, не вдумывается, вообще не понимает, что у нас сделана нехорошая вещь, которая полностью лишает нас гражданских прав. Индивидуальный подоходный налог (ИПН), который уплачивается с фонда оплаты труда официального штатного работника, перечисляется без привязки к индивидуальному идентификационному номеру (ИИН) самого работника. Хотя в налоговом кодексе черным по белому написано, что это ИПН. Если в Единый накопительный пенсионный фонд ежегодно перечисляется, допустим, около 3 триллионов тенге, значит, столько же платят физические лица. Но у нас это указывается как налоговые поступления от юридических лиц. Всё с ног на голову поставлено. Любой гражданин может посчитать на калькуляторе срок своей работы, весь объем, который он заплатил в ЕНПФ, всё это суммировать. И ровно столько же вами уплачено как ИПН. Вами, не работодателем! У вас работодателей за всю жизнь может быть много, но ваш ИИН индивидуальный, и к нему эта сумма не привязана. Что в итоге происходит? Государство, поглаживая свое толстое брюхо, начинает говорить: «Молчать, холоп, ты столько налогов не платишь, какие гражданские права?». «Не будет тебе бесплатного образования, не будет бесплатного здравоохранения». А если ИПН сделать в привязке к ИИН, вы понимаете, как поднимется гражданское самосознание? На Западе граждане знают, что они содержат государство. А у нас не знают.
Азаттык: Токаев говорил о положительном эффекте инициативы по досрочному использованию пенсионных накоплений, который, как он считает, выражается в том, что работники стали требовать выплачивать зарплаты не в конвертах. Вы видите плюсы в досрочном изъятии средств из ЕНПФ?
Айман Турсынкан: Чуть-чуть восстановили доверие к пенсионной системе, когда какая-то малая часть, менее 3 процентов вкладчиков, сумели воспользоваться своим накоплениями, чтобы получить ипотеку и что-то сделать. На самом деле это была акция по реабилитации ЕНПФ. Никакого долгосрочного положительного эффекта это не оказало. Пока не будет видно, сколько человек своих налогов платит, пока не будет чувства собственности на все налоги, которые оплачены в бюджет, а значит, и чувства собственности по отношению к государству — я не холоп и ты не барин, — только тогда можно будет говорить и о доверии к пенсионной системе и о том, что люди перестанут соглашаться на серую зарплату.
Азаттык: Токаев в «послании» остановился на явлении, которое назвал «социальным иждивенчеством». Власти страны говорят об «иждивенцах» не впервые. Правильно ли государству, сидящему на нефтяной игле, упрекать в иждивенчестве население, до которого не доходят доходы от продажи сырья?
Айман Турсынкан: Токаев повторяет слова, которые любит повторять елбасы (титул, закрепленный за Назарбаевым. — Ред.). Мол, я создал государство, я родил свой народ, от меня всё зависит. Всё, что есть в жизни хорошего, каждый кусок хлеба, который ест казахстанец, — это мое собственное достояние, поэтому вы иждивенцы. Вот и всё. Я больше никак не могу интерпретировать этот бред.
Источник: «Азаттык Радиосы»
